Archaeological studies of the neolithic and chalcolithic age in Eastern and Central Kazakhstan (50s - 60s of the 20th century)


Cite item

Full Text

Abstract

The paper elaborates upon the early study of the Neolithic and Chalcolithic age in Eastern Kazakh- stan. The author reviews the research works devoted to this historical period in order characterize the extent to which the territory has been studied. In 1950 East-Kazakhstan expedition by the Institute of History of Material Culture, Leningrad department discovered two settlements near the villages of Malo-Krasnoyarka and Ust-Narym. Here, stationary field studies were held in the settlements of Kazakhstan for the first time. The researchers of the Neolithic age soon got interested in the archeological digs in Ust-Narym. For example, A. P. Okladnikov suggested considering Ust-Narym settlement as a link between the Neolithic age of Siberia and Caspian Sea region. It was offered to date the materials similar to the first layer in the cave of Dzhebel, considering the Neolithic stages of the Trans-Baikal, i.e. around 2500 BC. G. F. Korobkova considered that the industry of settlements was based on flake culture. This was the main thing that distinguished it from platy industries of Central Asia. This conclusion was as a keynote when defining the direction of Ust-Narym cultural ties and Siberian-Altai circle of cultures. Later it became clear that it was wrong to consider the silicic industry of Ust-Narym be based on flake culture. According to S. S. Chernikov, the settlers used 76,4% platy tools in relation to the total amount of stone tools. V. F. Seibert concluded that Ust-Narym culture was long-term, multi-layered and multifunctional. In 1962 the researchers discovered a number of man sites in Karaganda region belonging to different historic periods. Later M. N. Klapchuk published some study materials from the archeological digs. He was the first researcher studied two man sites in Central Kazakhstan, Karaganda 15 and Zelenaya Balka-4, on a permanent basis. M. N. Klapchuk developed a periodization and chronology of the Neolithic age in Central Kazakhstan and made essential stratigraphic observations at the man site Karaganda-15. However, the results of his studies met an inappropriate response among researchers of the Neolithic age in Kazakhstan and South Urals. G. N. Matyushin had quite an affirmative approach towards the periodization of layers at Karaganda-15 man site. The available data allowed the researcher to synchronize the materials of Karaganda-15 man site with the fifth layer in the cave of Dzhebel.

Full Text

Заметным явлением в изучении неолита и энеолита Казахстана в 50-е гг. стали исследования, проводимые в Восточном Казахстане С. С. Черниковым. В 1950 г. Восточно-Казахстанской экспедицией ЛОИИМК под его руководством были открыты поселения у сел Мало-Красноярка и Усть- Нарым (Черников 1952: 84-85). На обоих поселениях впервые в Казахстане проводились стационарные исследования в течение нескольких полевых сезонов (Черников 1956a: 23; 1956b: 45; 1957: 14-15; 1959: 99-100). В 1952 г. на поселении Усть-Нарым был заложен раскоп, которым было вскрыто жилище. В заполнении жилища были обнаружены пластины, скребки, отщепы, фрагменты керамики, орнаментированные зигзагообразными вдавлениями гладкого и гребенчатого штампов. Кроме того, были обнаружены обломок тупика из челюсти коровы, обломок гранитной зернотерки, свинцовая палочка, медный шлак и фаунистические остатки, представленные и костями домашних животных (Черников 1956b: 47-48). Вестник НВГУ. № 4/2015 ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ 61 Первые сведения о раскопках в Усть-Нарыме сразу же нашли отклик среди исследователей неолита. А. П. Окладников предложил рассматривать Усть-Нарым в качестве связующего звена между неолитом Сибири и Прикаспия. Датировать материалы было предложено по аналогии с первым слоем пещеры Джебел, серовским и китойским этапами неолита Забайкалья, т.е. второй половиной III тыс. до н.э. (Окладников 1956: 206-207). Дополнительная шурфовка, проведенная на поселении Усть-Нарым в 1953 г., выявила на глубине двух метров новый культурный слой, отделенный от предыдущего стерильной прослойкой мощностью 1-1,1 м. Полученные из шурфа орудия, широкие и короткие ножи на отщепах, наконечники дротиков с двусторонней обработкой, скребки, пластины с ретушью, нуклеусы и другие изделия были отнесены С. С. Черниковым к неолиту (Черников 1954: 47; 1957: 15). В том же 1953 г. был заложен небольшой раскоп на поселении Мало-Красноярка. Инвентарный комплекс поселения в целом был схож с материалами нижнего неолитического слоя поселения Усть-Нарым. Здесь были получены и немногочисленные фрагменты керамики от тонкостенных сосудов, покрытых сплошным нечетким орнаментом (Черников 1954: 47; 1957: 14-15). Отличительными чертами стоянок верховий Иртыша С. С. Черников назвал небольшое количество пластин с ретушью и специфическую сырьевую базу, большинство орудий поселений было изготовлено из черного кремня. Чрезвычайно показательна в связи с интерпретацией материалов поселений точка зрения С. С. Черникова по проблеме неолита Казахстана: «...Это степной дюнный неолит, известный во многих местах Казахстана, датировка и классификация которого все еще представляет значительные трудности» (Черников 1956a: 24). Раскопки, проведенные на поселении Усть- Нарым с целью более детального исследования нижнего неолитического слоя, помимо более расширенной номенклатуры кремневого инвентаря, по сравнению с информацией о составе орудийного комплекса по итогам 1953 г., дали «сероглиняную керамику», украшенную прочерчиванием и гребенчатым штампом. Производственный инвентарь был представлен проколками, двусторонне обработанными вкладышами, терочниками, основаниями рыболовных крючков, наконечниками стрел и копий и другими орудиями. Фауна стоянки была представлена в основном дикими видами животных и, предположительно, домашней козой (Коробкова 1969: 142-170; Черников 1956a: 24). Как писал С. С. Черников, «...прямых аналогий это поселение не имеет, отдельные типы орудий связываются с Ангарой (серовский и китойский этапы), с Туркменией (Джебел) и Шигиром» (Черников 1959: 100). Поселение было датировано концом III-го - началом II-го тыс. до н.э., а в относительной хронологии С. С. Черников отнес материалы Усть-Нарыма к неолиту, «...но, видимо, более позднему, чем в Мало-Красноярке» (Черников 1957: 15). Не исключалась и датировка нижнего слоя поселения энеолитом (Черников 1956a: 24; 1959: 100). В связи с синхронизациями, предложенными С. С. Черниковым для материалов нижнего слоя поселения Усть-Нарым, нельзя было не заметить одну очевидную неувязку. В работе «Восточный Казахстан в эпоху бронзы» ученый синхронизировал ранний, усть-буконьский, этап андроновской культуры Восточного Казахстана (могила № 9 могильника у аула Канай и др.) с афанасьевской культурой (Черников 1960: 94-95). На этом фоне нелогичной представлялась синхронизация кельтеминара с афанасьевской культурой, т.к. кельтеминар в свою очередь синхронизировался С. С. Черниковым с Усть-Нарымом, а последний признавался им более древним по отношению к первому этапу андроновской культуры Восточного Казахстана (Черников 1960: 108). Г. Ф. Коробкова, анализируя кремневый инвентарь поселения Усть-Нарым через призму его функционального назначения, сделала вывод о многоотраслевом хозяйстве его обитателей. Помимо большой группы орудий охоты, в коллекции Усть-Нарыма имелись предметы, связанные с рыболовством и земледелием. Масштабы последнего были незначительными, о чем свидетельствовала небольшая коллекция вкладышей серпов - 23 экз. и 13 орудий для переработки семян злаков: зернотерки, куранты и песты (Коробкова 1963: 221-232; 1969: 167-170). Однако нас более интересует характер кремневой индустрии Усть-Нарыма. В представлении Г. Ф. Коробковой индустрия поселения базировалась на отщепе, что главным образом отличало ее от пластинчатых индустрии Средней Азии. Данный вывод служил лейтмотивом при определении Вестник НВГУ. №4/20 15 В. И. Гребенюков 62 направленности культурных связей Уеть- Нарыма с Сибирско-Алтайским кругом культур (Коробкова 1969: 170). Как оказалось позднее, вывод об отщеповом характере кремневой индустрии Усть-Нарыма был ошибочным. По информации, содержавшейся в докторской диссертации С. С. Черникова, орудия из пластин по отношению к общей массе всех каменных орудий составляли 76,4% (Черников 1970a: 19; 1970b: 68-69). В то же время, по мнению Г. Ф. Коробковой, Усть-Нарым испытывал «... не менее сильное влияние... со стороны юго-западных среднеазиатских культур» (Коробкова 1969: 171). Об этом влиянии свидетельствовало наличие в коллекции поселения наконечников стрел кельтеминарского типа, пластин со скошенным верхним краем и некоторых других категорий инвентаря. Все это позволяло говорить «...о связях, которые имели место между позднекельтеминарскими и усть-нарымскими группами племен, и, следовательно, о сосуществовании первых и последних» (Коробкова 1969: 171). В отличие от С. С. Черникова, датировавшего Усть-Нарым концом III - началом II тыс. до н.э., Г. Ф. Коробкова вслед за А. П. Окладниковым по аналогии с поздним кельтеминаром предложила датировать поселение не позднее второй половины III тыс. до н.э. (Коробкова 1969: 171). Эта дата в представлениях о хронологии позднего неолита 50-х гг. была наиболее оптимальной, но не в конце 60-х гг. А. П. Окладников в определении абсолютной даты Усть-Нарыма исходил из аналогий материалов поселения инвентарю первого слоя пещеры Джебел. Г. Ф. Коробкова, обратившая свое внимание при синхронизации на кельтеминарские наконечники, могла апеллировать только к IV слою того же памятника. Имевшаяся дата для IV слоя пещеры Джебел - 6030+240 л.н. и совокупность параллелей, намеченных В. М. Массоном и А. В. Виноградовым для кельтеминара, в том числе в керамике энеолита юга Туркмении периода Анау II - Намазга II, не позволяли датировать IV слой временем позднее IV тыс. до н.э. (Виноградов 1957: 39; 1968: 143-148; Массон 1964: 137-138; Протопопов, Бутомо 1959: 32). Другая параллель, предложенная А. П. Окладниковым при датировке материалов Усть-Нарыма, - с серовским и китойским этапами неолита Забайкалья, в том случае, если оставить ее в силе, резко увеличивала временные рамки функционирования поселения, что, естественно, позволяло говорить о разновременности его материалов. По-видимому, прав был В. Ф. Зайберт, сделавший вывод о долговременности существования, многослойности и полифункциональности Усть-Нарыма (Зайберт 1980: 114-115). В пользу последнего вывода свидетельствовало и большое количество инвентаря, полученного из культурного слоя поселения. Из раскопа площадью 716 кв. м только орудий было получено около 16 000 (Коробкова 1969: 142). Приведенный факт не совместим с тезисом о кратковременности существования поселения. Последний факт, сам по себе, предполагает достаточно большое число жителей, обитавших в нем. Но в условиях экстенсивного, присваивающего хозяйства наличие определенного минимума площади угодий является одним из условий существования коллектива. Площадь эта должна быть тем больше, чем больше коллектив, чем беднее дичь и чем примитивнее охотничье вооружение и способы охоты. Однако существует не только необходимый минимум, но и предельно допустимый максимум площади угодий, определенный предел территории, которую в состоянии освоить тот или иной коллектив (Гладилин 1974: 75). Кроме того, по информации С. С. Черникова, содержащейся в докторской диссертации, представить форму сосудов поселения невозможно из-за фрагментарности керамической коллекции поселения (Черников 1970: 101). В связи с изложенным говорить об усть-нарымской культуре не представлялось возможным, также как и о смешанных сибирско-азиатских чертах, ее характеризующих (Коробкова 1969: 171; Черников 1970b: 101). В 1962 г. геологами Центрально-Казахстанского геологического Управления было открыто несколько стоянок различных эпох в Карагандинской области. Материалы некоторых из них были опубликованы М. Н. Клапчуком. Он впервые в Центральном Казахстане стационарно исследовал две стоянки: Караганда-15 и Зеленая Балка-4. На стоянке Караганда-15 М. Н. Клапчук выявил шесть культур-горизонтов, а стоянка Зеленая Балка-4 была, по его наблюдениям, однослойным памятником (Клапчук 1965: 216; 1969: 108-110; 1970: 153-155). Анализируя материалы стоянок, он предложил периодизацию и абсолютную хронологию для Вестник НВГУ. № 4/2015 ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ 63 центрально-казахстанского неолита. Основой для выводов послужили споро-пыльцовые данные, полученные для VI, IV-II слоев стоянки Караганда-15. Шестой слой первоначально был датирован началом III тыс. до н.э., а позднее его дата была удревнена до конца IV тыс. до н.э. (Клапчук 1965: 215; 1969: 118; 1970: 153-154). Основанием для такой датировки послужили данные споро-пыльцового анализа, показавшие «...абсолютное преобладание ксефитов, характерное для атлантического климата» (Клапчук 1965: 215). По мнению М. Н. Клапчука, во время существования VI слоя в Центральном Казахстане преобладал аридный климат К(лапчук 1970: 153). Материалы VI слоя характеризовали первый этап неолита. Второй этап неолита характеризовали материалы V-III слоев, датированные III тыс. до н.э. Возраст обосновывался наличием в IV- III культурных слоях пыльцовых комплексов, характерных для перехода от атлантического к суббореальному климату (Клапчук 1965: 216- 217). Споро-пыльцовые данные для V слоя получены не были, а IV горизонт был сформирован в период увлажнения климата (Клапчук 1970: 154). Аккумуляция III культурного горизонта происходила также во время значительного увлажнения климата «...голоценового климатического оптимума», по определению М. Н. Клапчука (Клапчук 1970: 154-155). Третий этап характеризовали материалы стоянки Зеленая Балка-4, датированные по «…некоторым аналогам…» без их конкретизации с инвентарем поселения Усть-Нарым (Клапчук 1965: 217). Анализ кремневого инвентаря был проведен М. Н. Клапчуком в самой общей форме: был определен характер индустрии неолита Центрального Казахстана, которая, по его наблюдениям, была отщеповой (Клапчук 1970: 159). Полемизируя с А. А. Формозовым, связывавшим в начале своей научной деятельности отщеповые комплексы с лесными культурами, М. Н. Клапчук утверждал, что отщеповые комплексы с«корее всего характерны для степи». Ввиду того, что отщеповые, по М. Н. Клапчуку, неолитические комплексы были распространены в районе Казахского мелкосопочника, он предложил назвать эту культурную провинцию «мелкосопочниковой». Выделение значительной части Казахстана в особую культурную провинцию, ранее включенную А. А. Формозовым в «микролитическую культурную зону», очевидно, требовало, по меньшей мере, поставить под сомнение существование последней, так как сосуществование на одной и той же территории в одно и то же время двух разнохарактерных технических традиций - пластинчатой и отщеповой - выглядело несколько нелогично. «Оригинальные» черты кремневой индустрии центральноказахстанского неолита ученый объяснял климатической обстановкой в регионе во время мезолита и неолита, которая была, по его мнению, чрезвычайно неблагоприятной. Данное обстоятельство препятствовало проникновению в пределы Казахского мелкосопочника новых человеческих групп, носителей микролитической индустрии. А автохтонное верхнепалеолитическое население приспособилось к местным трудным условиям, развивая и в неолите «...старые традиции изготовления орудий» (Клапчук 1970: 160). В действительности тезис об отщеповом характере кремневой индустрии неолита Центрального Казахстана не имел под собой фактической подоплеки. Соотношение типов заготовок на стоянках Караганда-15 и Зеленая Балка-4 (без учета отщепов без вторичной обработки) выглядит следующим образом: Караганда-15, слой VI - около 61% пластин и орудий из них; в слое V - около 74%; в IV слое - более 58%; в III слое - около 73%; во втором слое - около 72%. В материалах стоянки Зеленая Балка-4 пластины и изделия из них составляют почти 73%. Не менее показательны материалы в плане соотношения первичной заготовки, опубликованные М. Н. Клапчуком (из района хребта Жаман- Айбат). Местонахождение Жаман-2 дало 54% пластин и изделий из них, а Жаман-Айбат-2 - 94% (Клапчук 1971: 238-239). Периодизация и хронология центральноказахстанского неолита, а также сделанные М. Н. Клапчуком стратиграфические наблюдения на стоянке Караганда-15 нашли довольно неадекватный отклик среди исследователей неолита Казахстана и Южного Урала. По мнению Л. А. Чалой, инвентарь стоянки составлял единый комплекс с центром в третьем слое, давшем больше всего находок (Чалая 1971a: 302). Материалы стоянки Караганда-15 были синхронизированы Л. А. Чалой с инвентарем стоянки Пеньки-2 и датированы, по аналогии с последней, III тыс. до н.э. (Чалая 1971b: табл. 58). Вестник НВГУ. №4/20 15 В. И. Гребенюков 64 С точки зрения В. Ф. Зайберта, стоянка Караганда-15 - многослойный памятник, но «...легенда образования слоя, а следовательно, периодизация неолита Центрального Казахстана, типологическая характеристика... подлежат переосмыслению» (Зайберт 1980: 118-119). Однако характер этого переосмысления В. Ф. Зайбертом не предлагался. Более конструктивно к периодизации слоев стоянки Караганда-15 подошел Г. Н. Матюшин. Он обратился к тем же данным споропыльцового анализа. В связи с тем, что в споропыльцовых спектрах образцов из IV-III слоев, как и в VI слое, преобладают маревые, Г. Н. Матюшин сделал вывод, что аккумуляция слоев VI-IV приходится на время перехода от бореального климата к атлантическому. Отсутствие керамики и наличие низких симметричных трапеций в отмеченных слоях говорило о мезолитическом возрасте материалов слоев VI-IV стоянки Караганда- 15, наряду с предложенной интерпретацией данных споро-пыльцового анализа (Матюшин 1976: 151). Слои III-II стоянки, содержавшие незначительное количество керамики, были отнесены Г. Н. Матюшиным к неолиту, а в целом инвентарь центрально-казахстанских стоянок был синхронизирован с материалами позднемезолитических стоянок Южного Урала: Якты-Куль, Долгий ельник и комплексами дарьясайского типа Средней Азии (Матюшин 1976: 151-152). Г. Н. Матюшиным были отмечены и особенности пропорций трапеций со стоянок Центрального Казахстана. У мелких симметричных трапеций, по его наблюдениям, высота либо превышала длину, либо соответствовала ей и иногда была больше высоты трапеции (Матюшин 1976: 152). Но наши промеры прорисованных трапеций показали несколько иную картину. Трапеция из VI слоя - 2:1 (Клапчук 1965: 215, рис. 3: 12), из третьего слоя - 1,1:1 и 1,5:1 (Клапчук 1965: 215, рис. 3: 27, 28) соответственно. Отношение длины к ширине трапеции со стоянки Зеленая Балка-4 -1,8:1 (Клапчук 1965: 216, рис. 4: 12). Приведенные показатели позволяли синхронизировать материалы стоянки Караганда-15 с V слоем пещеры Джебел, содержавшим как низкие, так и высокие мелкие симметричные трапеции (Окладников 1956: 194). С учетом того факта, что в нижележащем VI слое стоянки Караганда -5 имелась низкая симметричная трапеция и аналогичные трапеции встречены во втором слое, более предпочтительной была точка зрения Л. А. Чалой, считавшей инвентарный комплекс стоянки единым. Узкую датировку инвентаря стоянки мог подтверждать и тот факт, что в слое Vа Джебела, помимо симметричных, встречались и асимметричные трапеции, а в слое IV - кельтеминарские наконечники. Оба этих типа изделий отсутствовали в материалах стоянки Караганда-15. Этим же временем по наличию симметричных трапеций можно было датировать и материалы стоянки Зеленая Балка- 4. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СОКРАЩЕНИЙ БКИЧП - Бюллетень комиссии по изучению четвертичного периода ИИМК - Институт истории материальной культуры КСИИМК - Краткие сообщения института истории материальной культуры ЛОИИМК - Ленинградское отделение института истории материальной культуры МИА - Материалы и исследования по археологии СССР СА - Советская археология СЭ - Советская этнография ЮТАКЭ - Южно-Туркменистанская археологическая комплексная экспедиция
×

About the authors

V. I Grebenyukov

Nizhnevartovsk State University

Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, Vice Rector for Academic Affairs

References

  1. Виноградов А. В. 1957. К вопросу о южных связях кельтеминарской культуры // СЭ. № 1. Москва: Изд-во Академии наук СССР, 38-42.
  2. Виноградов А. В. 1968. Неолитические памятники Хорезма. Москва: Наука.
  3. Гладилин В. И. 1974. Роль народонаселения в процессе взаимодействия природы и общества в каменном веке // Величко А. А. (отв. ред.), Герасимов И. П. (гл. ред.). Первобытный человек, его материальная культура и природная среда в плейстоцене и голоцене: Материалы Всесоюзного Симпозиума, организованного Институтом географии АН СССР и Комиссией по изучению четвертичного периода АН СССР в марте 1973 г. Т. 1. Москва: Институт географии, 71-78.
  4. Зайберт В. Ф. 1980. Неолит Северного Казахстана: Дис.. канд. ист. наук. Москва.
  5. Клапчук М. Н. 1965. Археологические находки в Карагандинской области в 1962 году // СА 3. Москва: Изд-во Академии наук СССР, 212-217.
  6. Клапчук М. Н. 1971. Археологические находки у хребта Жаман-Айбат (Казахстан) // Палеолит и неолит СССР. Т. 6 (МИА 173). Москва-Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 233-239.
  7. Клапчук М. Н. 1970. Стоянка Караганда-15 // СА 4. Москва: Наука, 153-160.
  8. Клапчук М. Н. 1969. Неолитические стоянки Караганда-15 и Зеленая Балка-4 // БКИЧП 3, 108-118.
  9. Коробкова Г. Ф. 1969. Орудия труда и хозяйство неолитических племен Средней Азии // МИА 158. Москва: Наука.
  10. Коробкова Г. Ф. 1963. Результаты изучения производственных функций каменных орудий из Усть-Нарыма // Руденко С. И. (отв. ред.). Новые методы в археологических исследованиях. Москва-Ленинград: Изд-во Академии наук СССР, 215-233.
  11. Массон В. М. 1964. Средняя Азия и Древний Восток. Москва-Ленинград: Наука.
  12. Матюшин Г. Н. 1976. Мезолит Южного Урала. Москва: Наука.
  13. Окладников А. П. 1956. Пещера Джебел - памятник древней культуры Прикаспийских племен Туркмении // Труды ЮТАКЭ 7, 11-219.
  14. Протопопов Х. В., Бутомо С. В. 1959. Развитие техники жидких сцинтилляторов и ее применение для датировки по радиоуглероду (С14) // СА 2. Москва: Издательство Академии наук СССР, 7-34.
  15. Чалая Л. А. 1971a. Неолит Северо-Восточного и Центрального Казахстана: Дис. … канд. ист. наук. Mосква.
  16. Чалая Л. А. 1971b. Неолит Северо-Восточного и Центрального Казахстана: Дис. … канд. ист. наук. Альбом иллюстраций, Москва.
  17. Черников С. С. 1952. Восточно-Казахстанская экспедиция 1950 г. // КСИИМК. Вып. XLVIII. Москва: Изд-во Академии наук СССР, 81-92.
  18. Черников С. С. 1954. Восточно-Казахстанская экспедиция 1953 г. // Тезисы докладов на сессии Отделения исторических наук и пленуме Института истории материальной культуры, посвященных итогам археологических и этнографических исследований 1953 года. Москва, 46-49.
  19. Черников С. С. 1956a. Некоторые итоги работ Восточно-Казахстанской (Бухтарминской) археологической экспедиции // Тезисы докладов на сессии Отделения Исторических наук и Пленуме ИИМК, посвященных итогам археологических исследований 1955 года. Москва-Ленинград, 23-26.
  20. Черников С. С. 1956b. О работах Восточно-Казахстанской экспедиции // КСИИМК. Вып. 64. Москва: Изд-во Академии наук СССР, 43-60.
  21. Черников С. С. 1957. К изучению древней истории Восточного Казахстана // КСИИМК. Вып. 69. Москва: Изд-во Академии наук СССР, 12-21.
  22. Черников С. С. 1959. Работы Восточно-Казахстанской археологической экспедиции в 1956 г. // КСИИМК. Вып. 73. Москва: Изд-во Академии наук СССР, 99-106.
  23. Черников С. С. 1960. Восточный Казахстан в эпоху бронзы // МИА. № 88. Москва: Изд-во Академии наук СССР.
  24. Черников С. С. 1970a. Восточный Казахстан в эпоху неолита и бронзы: Дис.. д-ра ист. наук. Москва.
  25. Черников С. С. 1970b. Восточный Казахстан в эпоху неолита и бронзы: Автореф. дис.. д-ра ист. наук. Москва.

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML


Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License.

This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies